Елена шла по коридору. Сейчас, в этой безвольной глуши, что сжимает сердце тоской, ей было хорошо. Наверно, она любила грустить. Она купила этот дом недавно – год, полгода назад… и уже вполне пропиталась его веселой мрачностью, черным юмором этих заколдованных мест.
На стенах висели факелы, и хруст сгораемого дерева отдавался гулким эхом, заполняя пространство. Это было древнее поместье, ранее принадлежавшее какой-то графской семье, что построили его в начале семнадцатого века. Елене была безразлична биография этих людей, ее интересовал только этот дом.
Елена остановилась у одной из дверей, массивной внешности и зловещего вида. Огляделась. Она любила длинные темные коридоры, где пылают языки багрового пламени, немного разгоняя застывшую тьму. Она довольно улыбнулась. Потом, дернула ручку и вошла за дверь.
Её глазам открылась пыльная захламленная комната и раскрытое настежь окно, сквозь которое внутрь попадал мелко крапающий вечерний дождь.
Елена прошла вперед. Легким движением смахнула с подоконника морось и без усилий затворила окно. За ним на много миль простиралось огромное поле, а если пройти немного подальше, можно было выйти в лес.
Елена, ведомая усталостью и странной сонливостью, облокотилась о стоящий рядом круглый столик, вытесанный из дорогого дерева.
Она встряхнула головой и присела на стул. Сразу полегчало.
Еще немного, и…
– Мы ждали тебя. – Раздался из темноты равнодушный голос. – Говори.
Елена сосредоточилась. Темнота поддавалась медленно, тягуче, не желая уступать дорогу сумраку. Но и она была слишком слаба.
Елена подняла глаза. Комната стала безжизненной, двухмерной картинкой, и из скользких лап тьмы, то показывались, то исчезали тени.
Сумрак действовал. Сумрак давал силы. Сумрак строил барьеры и защищал.
– Говори, – повторили Тени.
Елена откинулась на спинку стула.
Предстояла долгая ночь.

До гостиницы оставалось с полчаса.
Экипаж, состоявший из уставших лошадей и сонного возницы, тащился медленно и неторопливо. Зато карета шла мягко, и сидевшим в ней пассажирам наверняка было удобно.
Дул легкий ветер, почти совсем не колыхая листвы, и на небосклон выкатило серебряное око луны, повергая землю в таинственное одеяние ночи.
Лишь редкие крики птиц, стук копыт, да слабые шорохи присущие жизни, нарушали тишь воцарившуюся над миром.
Этим путем из Путивля в Версаль направлялись отец и дочь, чтобы проведать свою сестру и племянницу, походить по местным достопримечательностям, накупить не нужных безделушек, посмотреть на историческую родину своих предков… Кучера, бравшего плату, очень заинтересовала молоденькая дочурка, втайне он надеялся на взаимность, но сам понимал, что все это тщетно. Вряд ли юная барышня из богатой семьи станет путаться со старым возницей.
Он горько улыбнулся.
Да, это исключено.
А ведь когда-то, в былые годы…
Карета катила вдаль по длинной, казалось, нескончаемой дороге. Лошади то и дело фыркали, устали совсем.
– Потерпите, лихие! – Подбодрил их возница. – Скоро рассвет!
За рассветом, конечно, понимался отдых и здоровая еда. А для него пара местных девушек и полная ночь блаженства.
Все же он не так и стар!
Возница на миг оглянулся назад, на карету.
Что происходит там, в закрытом от его глаз мире? Наверняка, отец либо дремлет, облокотившись о стекло, либо говорит, поучает дочку. А она просто смотрит в ночь, на этот черный лес и клочок дороги, стелящейся внизу, временами поглядывая на небо, на серебряную луну, на редко проступающие звезды… Ему вдруг почудилось, что он понимает ее.
Но только на миг.

– Ты понимаешь? – Негромко, но достаточно выразительно вопросил пожилой мужчина, приглаживая бороду.
– Да, отец, – ответила девушка, не поднимая головы.
– Когда мы приедем, я хочу, чтобы все было гладко, никаких нелепых ситуаций быть не должно! Твоя тетя странный человек, Надин… – он пристально вгляделся в черные как смоль волосы своей дочери. Такие же были у ее матери… когда-то. – Тем не менее, нам надо где-то жить. Все наше былое богатство сейчас прах, стоит неосторожно коснуться, и оно рассыплется, а мы исчезнем.
Девушка молча кивнула. Ей было ведомо их бедственное положение.
И отец это знал.
Просто подстраховывался. Давал дочке советы, в которых, по сути, нуждался сам.
В карете было темно. Они не стали зажигать лампу, потому что в одном отец и дочь были похожи – им нравилось смотреть в ночь.
– Отец… – Вдруг спросила Надин.
– Да?
– Тебе никогда не было по-настоящему жутко?
Карета немного накренилась вбок, но почти сразу встала на место.
– Камни, – посетовал отец.
Надин ждала.
– Когда-то, – начал отец, – когда я был еще юн и азартен, приехал в наш городок цирковой балаган. Как и вся ребятня, редко видавшая подобные представления, я купил билет. Тогда я был в цирке второй раз… и последний. Мы толпились вокруг манежа, садиться было некуда, не было стульев, но ожидание сыграло свою роль. Наконец, под дружные аплодисменты, на сцену вышел дядя в смешных красных штанах и потрепанной кофте и объявил о начале представления. Первый номер занимали акробаты, потом шли фокусники, дрессировщики кошек, собак… медведь. Но когда на сцену вновь вышел “красный дядя” и сказал “все”… во мне что-то переломилось. Не обращая внимания на выкрики, я прорвался на сцену, прямо туда, где все еще стоял он. Тот, который отнимает у людей чудеса, ставит точку, произнося “конец”. Конечно, меня быстро скрутили несколько крепких артистов, и выкинули вон из цирковой палатки… - Он с грустью и иронией посмотрел на дочь. Поймет ли она, то, что он хочет ей поведать? – Я стоял, посреди шумной ярмарки. Мимо меня проносились люди, толкая и ругаясь… Я вспомнил бесчувственные лица артистов, что тащили меня из цирка, таких же ребят как и я, что кричали и хлопали в ожидании концерта… Я вспомнил мужчину, что одевался в смешные красные штаны… и его пустые, сочувствующие и разъяренные глаза, когда он приказал вывести меня… Вот тогда мне стало страшно.
Он замолчал.
Он вновь смотрел в ночь, уже несколько минут, потеряв надежду, что дочь поймет его.
– Ты испугался жить.
– Что? А… Да. Я вдруг понял, что и актеры, и “красный дядя” и остальные зрители, все они просто люди, злые и коварные люди, что мир не столько чистый, сколько набит грязью, и…
– …и тогда ты понял, что сам такой же. Такой же мелочный, недалекий, озлобленный жизнью мальчишка. Такой, как все.
Отец смерил удивленным взглядом свою дочь. Ой, не думал он, что она так проницательна! Красива, умна, говорит хорошо, но что б такое выдать!..
Наступила тишина. Лишь стук колес и собственное дыханье – больше ничего.
“Пожалуй, я еще многого о ней не знаю, - подумал отец, зачем-то зажигая лампу, - но она умеет удивлять”.
Непривычно яркий свет озарил карету.
Надин зажмурилась.
– Зачем? – только и спросила она.
– Хватит смотреть на ночь, – ответил отец.
На самом деле, ему надо было прогнать воспоминания детства, заглушить их хоть чем-нибудь, и яркий свет масляной лампы казался достойным спасением от цепких рук прошедшего.
Как же длинна эта ночь!
– Ты боялся… почему? Ведь ты же знал, что мир далеко не рай!
Отец зорко посмотрел на Надин.
– Да, знал, – тихо сказал он, изменившись в лице. – Но тогда я это понял.
Надин кивнула и закрыла глаза.
– Езды-то, с двадцать минут! – Недовольно буркнул отец.
– Разбуди меня, когда приедем, - коротко отрезала Надин. – Спокойной ночи.
Неспешная скорость лошадей, полная луна и нежный ветер… Карета катила вдаль по широкой дороге, и усталый кучер сидел на козлах, мечтательно вглядываясь вдаль. Пассажиры тихо дре-мали, и никто даже не догадывался, что это последний спокойный день в их жизни.
Хотя, пока оно так и было.

Медленно, неспешно Елена встала со стула и невидящим взглядом оглядела комнату.
Свет проникал сквозь плотно закрытое окно, создавая иллюзию веселого ясного утра. Утра, когда домашние собираются все вместе, и, несмотря на давние ссоры и обиды, дарят друг другу улыбки, полные истинного примирения.
Вряд ли это возможно сейчас. Она уже давно не виделась со своими родственниками.
Раздался гулкий звон, разносившийся по всему замку, заставляя дрожать даже, притаившихся в застенках уютных нор, крыс.
Это был дверной звонок, Елене нравились зловещие звуки.
Она вышла из комнаты и почти бегом направилась к парадному входу. Кто бы это мог быть? Она вроде бы никого не ждала…
Словно во сне она отворила массивную дубовую дверь и выглянула на улицу.
На крыльце стояли двое. Старый мужчина, в потрепанном, но модном плаще и любезно улыбающаяся девушка, лет двадцати, что укуталась в теплую серую косынку, стремясь укрыться от пронизывающего душу ветра.
– Ну и погодка, правда, Елен! – благодушно произнес старик, косясь на свою спутницу. – Можно войти?
Елена отодвинулась, и уставшие гости тут же юркнули в дверной проем.
– Здравствуйте, тётя Элен! – Приветливо улыбнулась девушка. – Мы вам не помешали?
Елена махнула рукой.
– Боже, какие пустяки! Бедные, как же вы по такой погоде из города…
– Да, вот, решили навестить, справедать… – объяснила девушка, невольно смущаясь, – взяли карету и два дня в пути…
– Пойдемте на кухню! – Оборвала её Елена. – Я как раз собиралась готовить чай. – Они кивнули, соглашаясь.
Уже через десять минут все расселись за огромным столом и пили чай. Елена выставила на стол красивые яства, и гости наслаждались вкусом отменно приготовленных пирожных, с кокосовой начинкой и бутербродов с самой дорогой чёрной икрой, что ценилась на вес золота.
Под конец пиршества, Елена отвела утомленных хорошей едой и дальней дорогой гостей в их комнаты, пожелав спокойной ночи. И предварительно предупредила, чтобы они ни в коем случае не покидали свои покои, потому что в замке очень легко заблудиться. Утром она сама придёт и разбудит их. Никто, собственно, и не возражал.
С чистым сердцем и легкой душой Елена отправилась спать. Она мечтала о родственниках? Пожалуйста! Приехали, даже удивительно быстро! Ей хотелось компании? В чём проблемы, вот она, компания!..
Поднявшись на второй этаж по винтовой лестнице, Елена вошла в свою комнату, вздохнула, разобрала постель, затем скинула с себя грязную одежду, поспешно накинула приятный к телу широкий, перехваченный поясом, светло-бардовый халат и подошла к стене. Там таилась незаметная постороннему глазу дверца, что сразу же бесшумно распахнулась, стоило Елене немного надавить на определенный выступ в стене.
Из-за дверного проёма повеяло свежестью цветущих роз, и шум прибоя поманил девушку внутрь.
Как только она зашла, дверь сразу же захлопнулась, и приятный мужской голос произнёс:
– Привет.
– Здравствуй, Анакин, – тихо сказала Елена, продвигаясь по дивному зелёному оазису, что так незаметно возник.
Тут руку что-то кольнуло, и, посмотрев на неё, Елена увидела красную восхитительную розу. Она улыбнулась.
– Спасибо.
– Я ждал.
Из-за раскидистого дерева, не спеша, вышел широкоплечий мужчина, облачённый в шорты и футболку, с загорелым здоровым лицом, и направился к ней.
– Как жизнь?
– Потихоньку, – нехотя ответила девушка, – сейчас принимаю гостей…
– Родственники? – Он улыбнулся.
– Угадал.
Они шли по берегу моря, так близко от воды, что порой набежавшая волна немножко обрызгивала путешественников.
– Я ненадолго, Ан… – Елена прикусила губу.
– Понимаю.
– Я приду ещё, много, много раз приду.
Он только кивнул.
Длинные чёрные волосы женщины переливались в согревающих солнечных лучах. Сейчас она была похожа на божественную статую, сошедшую на землю только для того, чтобы исполнить свое предназначение и вновь вознестись в небеса.
Анакин жил здесь в этом чудесном рае, он был порождением её грёз… ее фантазией. Это было замечательно, творить подобное, еще, когда Елена только начинала колдовать, пределом ее мечтаний была высота, теперь все обстояло несколько иначе, но романтика так и осталась в её душе. Сотворив это место, Елена часто приходила сюда, подолгу сидела на берегу реки, наблюдая за завораживающим движением воды, иногда, даже дремала под убаюкивающие звуки прибоя. Однажды, когда взошло вечернее солнце, и тихий шелест наполнил воздух, Елена и увидела его. Он шел к ней неторопливой походкой, на его лице сияла грусть. Зная, что порой иллюзия порождает иллюзию, Елена не выдала своего удивления.
– Привет, – просто сказала она, глядя в будто нарисованные глаза юноши, – давай посидим вместе.
– Ты красива, – так же просто ответил он, – твое сердце живет красотой.
Анакин оказался хорошим другом. Иногда, он излечивал все ее сомнения, произнеся всего-то несколько слов и ничего более… Он поражал Елену своим внутренним спокойствием, Анакин никогда не был груб, всегда понимал. Она знала, что он лишь мираж, и когда она уйдет, он растворится… и останется с ней навсегда. Потому что это мужчина ее мечты, будь он хоть трижды иллюзия!
– Ты никогда не рассказывала мне о своем мире, – вдруг сказал он, смотря на небо в поисках заката. Солнце уже медленно клонилось к востоку, а он любил наблюдать закат.
Елена очень долго мочала, и заговорила только тогда, когда поняла, дальше молчать не имеет смысла.
– Это место, – не сделав никаких поясняющих жестов, Елена охватила весь тот хрупкий оазис чистоты и мира, в котором они сейчас прибывали, – твой дом, он прекрасен!.. Мой мир не такой. Там… – она смущенно улыбнулась, – там не так. Но это мой дом.
Анакин понимающе кивнул, и отвел взгляд от неба, заглянув в другой, черный и сияющий небосвод глаз Елены. И улыбнулся. Он никогда не станет расспрашивать ее о том, о чем она не в силах сказать.
Елена прижалась к нему, и он обнял её. Ему было радостно и одиноко, ей – одиноко и радостно, и это одиночество слило их вместе, как две противоположно заряженные частицы, две половинки единого целого, они тянулись к друг другу сквозь тернии капризов реальности, заставляя реальность, по крайней мере, некоторое время, работать на них. Когда их губы слились в поцелуе, оба ощутили эту острую необходимость быть рядом…
Со щеки Елены предательски скатилась слеза. Она не плакала очень давно, и эта маленькая, казалось бы незначительная, слабость, вернула ей контроль над своим странным чувством таинственной связи с этим человеком.
Она отстранилась.
Анакин долго смотрел в её глаза пронзительным, изучающим взглядом. Потом кивнул.
– Обещай, что вернешься, – без особой надежды попросил он, и, отвернувшись, зашагал вдоль по берегу, на который больше не падало солнце.
И откуда-то появившееся эхо, словно тысячи чужих голосов пропели ему вслед "вернешься, вернешься, вернешься"…
Елену охватил непонятный страх, за которым в сердце прокралась злость и отчаяние. Да, она вернется, вновь придет в этот искусственный рай, наблюдать, как безвозвратно уходит её жизнь, держа курс на восток, подражая заходящему солнцу.
Через мгновенье, Елена уже сидела на постели, неподвижно глядя в одну точку, стараясь на время забыть то, что случилось за этот вечер. Но взбунтовавшиеся мысли никак не хотели обретать привычные очертания.
Да, она вернется, только позже…
Да, вернется, только не она.

Проснувшись на рассвете в незнакомом помещении, от которого уже за версту несло чем-то таинственным и непостижимым, Надин вначале немного растерялась. Потом ей стало интересно, не каждый день попадаешь в подобные ситуации… нет, она прекрасно помнила, что приехала сюда с отцом, повидаться со своей тетушкой, просто… просто, она вдруг почувствовала себя ребенком, готовым влезть куда угодно и когда угодно, лишь бы узнать очередную "страшную тайну" родителей или их друзей. Надин почти не знала свою тетку, в большинстве, только по рассказам отца, видела она ее всего несколько раз, да и то в детстве, но еще ни разу не была в ее жилище, этом странном замке. Хотела бы она знать, зачем он ей? Отец говорил, что Елена не такая как все.
Тем не менее, вновь сидя за огромным столом, который разделял столовую комнату на две равные половинки, Надин испытала какую-то непонятную симпатию к ней, будто сошлись два снежных айсберга, отколовшиеся много веков назад от разных берегов. Айсберги, конечно, потеряли былые очертания, изменились так, что узнать их стало невозможно, и лишь случайно встретившись в трудной дороге движения льдин, они поняли, что вначале жизни пристали не к тому берегу, что их снег – общий снег.
Это чувство продолжалось ровно мгновение, но осталось в памяти Надин на всю жизнь. Поэтому, после завтрака, когда все встали из-за стола, и хозяйка предложила им пойти посмотреть окружавший замок сад, она согласно кивнула и, ни выказав и признака замешательства, шагнула за Еленой. Надин не привыкла отступать перед трудностями, и то, что это трудность была скорее морального характера, девушку только больше привлекало.
Поначалу, только переехав в этот пустынный замок, Елена даже и не собиралась заводить какой-то там сад. Но постепенно отсутствие зелёных растений стало действовать на нее гнетуще, не смотря на свой готический стиль, Елена любила зелёные леса. И именно так и стал выглядеть её сад – очень много цветов-вьюнков, свисавших с других высоких растений, а временами и с невысоких кустиков, создавали впечатление дремучего полесадника, так что каждый проходивший здесь человек мог почувствовать нечто похожее на игру – сказку, страшную или не очень, которая происходит прямо с ним. Да он сам был в этой "сказке"!
Идя впереди своих гостей, Елена не раз оглядывалась назад, пытаясь разглядеть на стойких лицах гостей хоть какое-то подобие начального ужаса. На лице мужчины отражались оттенки страха и смятения… Елена победоносно улыбнулась. А вот на выразительном, совсем еще юном лице девушки, читался неподдельный интерес. Что-то явно привлекало ее во всем этом готическом стиле, необычном саду, сотворенном Еленой, в самой атмосфере замка. Раньше этот интерес старательно скрывался, но здесь и сейчас ярким оттенком блистал в глазах ее племянницы… Елена еще раз настороженно обернулась.
– Хелен, дорогая, – призывно махая рукой, мягко произнес старик, – скажи, пожалуйста, что вот это за вьюнок? – он уткнулся взглядом в растение, свисавшие до самой земли. – Из какой породы?
"Интересно, – подходя поближе, подумала Елена, – он хоть понимает, что разговаривает несколько натянуто?"
– О, это моя особая гордость – цветущий шилла, – многозначительно улыбнулась Елена, с гордостью разглядывая цвет. – Доставлен из Новой Зарины, произрастает в наших суровых условиях только благодаря специальному подходу.
– Да, я наслышан о богатом ботаническом наследии Новой Зарины и знаю о тамошних климатических особенностях, – вежливо напомнил он о своей блестящей эрудиции. – Там ведь очень солнечно и трудно жить.
– У вас хорошие познания в географии, Стюарт, – примирительно сказала Елена, незаметно посмотрев на его дочку, увлеченно разглядывающую цветущего шиллу, она была так увлечена своим занятием, что совсем не обращала внимания на их разговор… или хотела, чтобы они так думали.
– Пройдемте дальше, вы еще много чего не видели в этом саду, – сказала Елена, не спеша шагая вперед.

Надин еще никогда не приходилось видеть ничего подобного этому саду, оно и понятно! С тех пор, как она оказалась в замке своей тетушки, она поражалась всему, на что попадал ее глаз, настолько все было необычно и захватывающе! Надин ужасно хотела подружиться с Еленой, но боялась, что та не захочет иметь с ней дела, предпочтет остаться на правах "дальней родственницы". Надин так же заметила, что когда отец называл ее Хелен, на лице ее тетушки боролись два чувства: негодование и, своего рода, желание быть "доброй феей", которая все понимает и ни на что не обижается. Она искренне тревожилась за Елену, и сама себе удивлялась, почему? Ведь кому-кому, а уж ей ее тревога не важна.
Залюбовавшись очередной диковинкой странного сада, Надин и сама не заметила, как отстала от своих спутников. Очнувшись от созерцания миловидного куста, который цвел красно-алыми лепестками, она вдруг увидела, что осталась одна. Немного впереди, за кустарником, слышался веселый смех тетушки и сдержанный голос отца.
Надин улыбнулась.
Она радовалась возможности побыть одной в этом необычном месте. Ею овладел азарт исследователя, и Надин свернула чуть влево, пройдя под аркой из сплетений листвы, и увидела темную полянку, на которую, благодаря хитрому переплетению ветвей, почти не проникало дневного света. Посреди неё стоял круглый столб.
Осторожно продвигаясь вперед, Надин разглядела, что сделан он не из мрамора, как ей только что казалось, а из рифленого гранита, имеющего форму своеобразной пики.
Столб был не высоким, примерно с два с половиной метра, что, по сравнению с самим садом, раскинувшемся на гораздо большую высоту, составляло лишь сотую долю пространства.
Но Надин стояла неподвижно и в немом восхищении смотрела на вздымавшийся в небо столб. Какое-то странное чувство овладело ею. Ноги отказывались двигаться, они не хотели уходить отсюда.
– Я надеялась, что ты придешь сюда, – раздался из-за спины знакомый голос.
Надин в изумлении оглянулась, она успела позабыть, что кроме нее здесь есть еще кто-нибудь. Ей было так хорошо!
– Тетя Хе… Елена, я думала, что вы с отцом! – от неожиданности Надин не могла связать слова, и чуть не допустила ошибку, назвав ее Хелен!
Девушка смущенно уставилась в землю.
Ничего не говоря, Елена обошла пикообразную скульптуру, тем самым оказавшись у нее за спиной.
– Да, я была с ним, но твой отец захотел побыть один… как и ты, полагаю.
Надин резко повернулась, и уставилась в ехидно прищуренные глаза тетушки.
– Мой отец слишком любопытная личность, чтобы отказаться от интересного общества, – на одном дыхании произнесла она, уже жалея, что вообще решила побыть в одиночестве.
Она гневно уставилась на "пику".
Хелен пожала плечами. Потом тоже посмотрела на статую.
– Эта статуя была высечена из гранита в начале новой эры. Доподлинно известно, что Алексей Новорижский, потомок великого правителя Лауриндии Мишель Вэра украсил ей свой двор, заявив, что "такое искусство не может уйти без следа", а когда в солнечный день тридцать седьмого года его войско одержало победу, он благословил колонну, и при всех нарек её "символом отваги и грозой врагов". Однако, его наследнику "символ" счастья не принес, и в пятьдесят третьем году, его враги, разорвав кольцо охраны и разгромив некогда грозную армию, нанизали его на эту самую пику. – Елена остановилась и выразительно посмотрела на девушку.
Надин не вздрогнула, она уже давно перестала бояться страшных историй ушедших лет, радуясь уже тому, что это случилось не с ней.
Подождав немного, Елена продолжила:
– До двести тринадцатого года о статуе даже и не вспоминали, казалось, она была навеки утеряна, а, значит, уничтожена. – Елена сделала выжидательную паузу. – В двести тринадцатом году группа исследователей старины обнаружила её недалеко от того самого королевства, где обрел надежду отец и умер сын.
Надин молча смотрела в одну точку.
Елена была удивлена её самообладанием. Она и не думала, что девушка так спокойно ко всему отнесется. Похоже, она недооценила свою племянницу.
– Ну а в двести сороковом году новой эры я выкупила её из рук богатого купца. Ему все равно давно хотелось избавиться от этой вещицы, так что он согласился вполне на умеренную цену.
Надин кивнула.
– Уверена, вы умеете вести дела, тётя Элен.
– Почему ты меня так назвала? – удивилась Елена, подняв брови.
– Вы не любите имя Хелен… а тётя Елена не звучит, правда? – с какой-то странной интонацией произнесла заносчивая племянница.
Но Елена не обиделась.
– Делаешь успехи, молодая леди, – искренне улыбнулась она. – Может, пойдем к твоему отцу? По-моему, уже пора обедать.
– Да, – Надин не очень хотелось уходить, но она не смела перечить воле тётушки, хотя, их непринужденный разговор и не предполагал учтивой вежливости, – действительно пора.

Анакин ждал Елену, сидя на берегу реки. Когда она подошла к нему и неслышно опустилась рядом, он лишь чуть вздрогнул.
– Что с тобой, – насмешливо произнесла Елена. – Теряешь бдительность?
Анакин казался разочарованным. Елена насторожилась и решила больше не выдавать ехидных реплик. С её другом творилось что-то неладное.
Он подтянул ноги к подбородку и, казалось, совсем замкнулся в себе.
Тогда, Елена поднялась, и неспешной походкой пошла вглубь острова, подальше от моря и солнца, подальше от своих грёз. Она и забыла, что когда-то, до появления Анакина, любила просто побродить по этому островку суши и, ни о чем не думая, наслаждаться необыкновенной тишиной, царившей здесь. С появлением Анакина все стало более обыденно: она лишь теперь осознала, что стала приходить сюда вовсе не для отрешения от самой себя, а для встречи с ним, постепенно теряя саму красоту этого места.
Она шла не останавливаясь. Если бы она остановилась или замедлила шаг, она бы вернулась к Анакину. А Елена привыкла оставаться со свежей головой перед тем, когда ей надо совершить нечто, о чем нужно трезво подумать, прежде чем осуществить в реальности. И сердце тут не советчик.
Елена вздрогнула от собственной мысли. Она никогда не была прагматиком, скорее наоборот, доверялась пресловутому ветру судьбы… Наверное, она просто устала.
Еще в детстве, когда она увидела свой первый настоящий рассвет, когда, с трепетом взирая на величие пробуждающегося солнца, она мечтала о том, чтобы мир не менялся, чтобы всегда оставался таким, как в то утро, Елена пообещала себе, что никогда не променяет ни на что это трепетное чувство красоты и свободы, не оденет на себя оковы, что помешают ей устремиться к небу.
Кажется, пора вспомнить обещание.

Прошло ровно две недели с того момента, как отец и дочь поселились в замке Елены. Сама хозяйка последнее время стала редко появляться, неизменно приходя на завтрак обед и ужин, и, беседуя с гостями тихими лунными вечерами, она весь день проводила в разъездах, ездила верхом на рыжем скакуне или предавалась другим занятиям, о которых говорила лишь в общих чертах.
Настал день, когда Елена окончательно поняла, что уезжать ее гости никуда не собираются. Если честно, то она с самого начала предполагала нечто подобное, в их семье её просто не понимали, и она очень сомневалась, что родственники вдруг решат навестить её.
Елена решила, что если они задержаться тут на неопределенное время, это не повредит её планам. Кузен не вызывал у неё особого интереса, он, хоть и многое повидал, уже отжил своё. А вот его дочь… Приходя иногда в сад, окружавший замок, Елена замечала следы чужого присутствия. Кто, если не Надин, так рьяно рвавшаяся в сад на следующий день, после того, как там побывала… кто, если не она? И теперь, подъехав к конюшне и спешившись, Елена знала, что Надин ждёт её.
Заведя коня в денник и рассёдлывая его, Елена услышала кашель, исходящий из-за спины. Она неспешно обернулась.
– Я подумала, что… – робко произнесла девушка. – Нам надо поговорить.
– Да? – как можно более сдержанно ответила хозяйка. – Ну, я слушаю.
Елена уже сняла седло и теперь расстёгивала уздечку. Надин шагнула вперёд.
Раздался оглушительный треск и половица, на которую ступила Надин, рассыпалась в пыль. Девушка, не успев не за что ухватиться, с визгом полетела вниз.
С невозмутимым видом, Елена сняла уздечку и замыла железо под струёй проточной воды, текущей из щели в стене, где была труба. Затем, присев на край разверзшейся пропасти, легко спрыгнула вниз.
Достигнув пола, находившегося в пятнадцати метрах над поверхностью, она огляделась. Рядом, на огромной куче соломы, с выражением неистового ужаса на лице, подобрав колени к подбородку, сидела Надин. Елена критически осмотрела её, и, удостоверившись, что с ней все в порядке, придав своему голосу нотку пренебрежения, сказала:
– Не такая уж большая это высота, девочка! Думаю, тебе это даже на пользу пойдёт.
Поднявшись на ноги, Елена подошла к ней и, присев рядом, вдруг положила руку на плечо, бережно разворачивая Надин к себе лицом.
– Елена-а… – чуть слышно простонала она и испуг в её глазах увеличился, хотя Елена сомневалась, что это возможно. – Где мы?
– В хорошем месте, – успокаивающе улыбнулась Елена.
– Как… ты? – взгляд девушки сделался более осмысленным, шок постепенно проходил, и Елене вовсе не хотелось вновь видеть его сегодня, поэтому она лишь покачала головой.
– Потом, всё потом. – Она ещё раз успокаивающе посмотрела на неё. – Спи.

Сон пришел сразу, и красочной дымкой заблестели изумруды света в сознании девушки. Она открыла глаза на берегу удивительно красивого моря… А моря ли? Надин не знала. Она ещё успела удивиться, каким же странным оказался её сегодняшний сон, она вспоминала отдельные кусочки своей жизни, прохаживаясь по изумительному месту, что про себя окрестила раем. Её не волновало ничего, сейчас у неё были лишь чувства искренней радости и жизни, настоящей жизни.
В небесах летали птицы, а когда Надин подняла голову, чтобы получше разглядеть их, одна из них, подлетела к ней, и когда девушка распахнула ладони, опустилась ей на руки. Она весело щебетала песенку, но вскоре вспорхнула и улетела обратно к другим птицам.
Надин проводила её долгим взглядом. Это улетала её юность, каким-то чувством она сознавала, что ей уже не стать прежней, беспечной Надин. Будет все та же беспечность, только… иная. Она не могла лучше объяснить, и была уверена, что Елена смогла бы, но она хотела, чтобы Надин сама выбирала свой путь.
Постояв недолго на месте, Надин опустилась наземь. Ей уже никуда не хотелось идти. Более того: идти куда-то сейчас было просто немыслимо! Эмоции давили на разум, сжимая его холодными тисками. Надин впервые испытывала нечто подобное.
И вдруг её сознание прояснилось. Исчезла тяжесть, исчезла ноющая боль в висках от нервного перенапряжения… она ощутила в себе свободу и уверенность, будто что-то приятное и очевидное до боли, но ранее не осознаваемое, влилось в её разум. Нечто такое, что не принять было просто нельзя.
Надин закрыла глаза и расслабилась.
Затем несколько раз глубоко вздохнула и открыла глаза.
Мир не изменился. Ничто не в состоянии поменяться за столь короткое время…
– Дай руку, – произнёс кто-то рядом, и Надин повернула голову на голос.
Перед нею стояла Елена.
– Дай руку, – повторила она, – я помогу подняться.
Надин протянула ей руку и та с лёгкостью подняла её.
– Подняться куда, Лена?
Она улыбнулась и неожиданно зевнула:
– С земли, Надин, всего лишь с земли.
На следующее утро Надин проснулась в своей спальне. И долго не могла понять – сон ли это? "Это не сон" – говорили её ощущения. Но взгляды Елены твердили обратное, она опять стала часто пропадать в поле и соседних лесах, дома она практически не появлялась: если только на ужин и обед, а потом вновь в лесные просторы.
Надин так и не решилась спросить её: права ли она, считая сон не совсем сном. Единственное, что она смогла уяснить, это то, что решает свою судьбу она сама. И, она сама вправе решать, как поступать со своими сновидениями: сохранить ли в памяти эти минуты или позабыть о них.
"И это единственно верное решение для неё… – про себя с улыбкой думала Елена, – но она сделала выбор сама. Никто не помог ей. Лишь только Лес, Тишина и Природа…"

Анакин, как всегда, был один на берегу своей мечты. Долгое время после визита странной девушки Надин, он проводил в раздумьях о своих отношениях с Еленой. Кто она для него? Раньше он никогда не видел других людей, кроме Елены… Она ему нравилась, он, возможно, даже любил её. Анакин пытался понять и то, кто он для неё? Недавно он обнаружил в себе способность чувствовать её мысли, когда она рядом. А рядом ли?.. При последней их встрече, Елена мысленно ответила ему на вопрос: кто он? Елена считала его отражением, миражем собственных чувств, творением её сознания… причем, удачным творением. Было ещё чувство привязанности, которое она считала за любовь. Елена по-своему любила Анакина. Она отдала бы многое за него, многое бы потеряла, оставила в прошлом, чтобы быть уверенной – он будет всегда.
Глядя в тусклое небо заката, отражающее его наполненную отчаянной горечью несуществующую душу, Анакин видел кривой ряд шестов, что заостренными кольями царапали дно реки на противоположном берегу. Буквально несколько минут назад этого берега не было, и ранее море, а теперь - речка, простиралось вдаль, за далёкий горизонт. Анакин не удивился такой разительной перемене, – у него просто не получилось, а фальшивые оттенки эмоций он терпеть не мог.
С другого берега отчалил паром, – небольшой, но, как можно было судить, мощный, на двух-трёх человек. Правила им темная фигура, закрытая плащом; легко управляясь с тяжелым веслом, она неотвратимо приближала паром к берегу на котором ждал Анакин. Он отправится с этим человеком туда, где никогда не был, туда, где никто не был из людей.
Брызги волн заглушали сознание, неожиданно пошел дождь. Крупные градины мокрой воды ударяли по лицу, принося ощутимую боль.
Анакин стиснул зубы. Он должен ждать!
Наконец, паром стукнулся о берег и фигура, завернутая в плащ безмолвно застыла, излучая некую притягательную силу. Ничего не предпринимая, существо, скрываемое чёрной тканью, ждало.
Капля дождя, словно капля пота, прокатилась по спине, оставляя мокрый и холодный след. Повинуясь смутному порыву, Анакин двинулся к мерно покачивающемуся на небольших волнах парому. Остановившись у границы воды и суши, он вдруг обернулся назад и ещё раз обвел взглядом единственное место, которое знал.
Борясь с глупой и ненужной сентиментальностью, он ступил на борт парома, а когда они отчалили, сквозь размазанную дымку дождя, он увидел Елену. Она быстро бежала к берегу и что-то кричала, но бушевавший ветер заглушал её слова. Она призывно махала руками, порываясь броситься в начавшие бесноваться воды реки. Анакин отвёл глаза и вновь посмотрел на Елену чистым, не затуманенным более взглядом. В это время паром был уже довольно далеко и Анакин не знал, сможет ли Елена услышать его, но всё же он крикнул, яростно и обречено - прощально:

Назад>>>

На главную>>>